Геральдика православных Церквей. Часть первая.

        (сокращенный вариант)
      
      Православная геральдика – та же проповедь Евангелия, такое же могучее миссионерское средство, как красота богослужения, церковный хор, гармоничность храмовой архитектуры и глубина иконописания.
    Данные записки составлялись с единственной целью: дать пусть предварительный, но вполне определенный ответ на вопрос о причинах кажущегося отсутствия в прошлом и настоящем собственной корпоративной геральдики Русской Православной Церкви. Вопрос этот может считаться ключевым, поскольку отсутствие ответа на него автоматически порождает антитезис: если в России православной геральдики не было, то ее не должно быть и в будущем, ибо таковое положение вещей стало общепринятым.
    Не менее существенным становится вопрос и о том, сложилась ли за века существования Вселенского православия церковная геральдика как таковая, или же мы наблюдаем лишь разрозненные, бессистемные примеры ее присутствия в канонической символике Церкви. Но если даже последнее предположение окажется справедливым, не содержится ли в известных нам православных церковных гербах определенная системность, позволяющая сегодня опираться на нее как на сложившуюся традицию?
     В жизни Церкви можно выделить два основных аспекта. Первый - важнейший и наиболее таинственный - заключается в стремлении людей познать Бога, объединившись вокруг Евхаристии, причащения Святых Христовых Тайн. Второй аспект церковной деятельности не содержит в себе ничего мистического, это - организационная структура Церкви, ее хозяйственные заботы и та политическая роль, которая отводилась Церкви в ту или иную эпоху. Несмотря на переменчивость политических амбиций и их оценок современниками, значение Церкви для государства и общества во все времена было огромным. История знает немало примеров такого общественного устройства, когда целые государства (пусть и небольшие) основывались и управлялись епископами или монашескими орденами.
     Каждый из указанных аспектов церковного устройства постепенно приобретал собственное знаковое отображение. Богослужебная деятельность прирастала литургической глубиной, расцветала торжественными обрядами и одеяниями, ее изобразительная составляющая пополнялась иконописными образами и графическими символами. Причем последние обладали не только религиозным, но и объединительным корпоративным значением. В первое тысячелетие Христианской эры, до появления и распространения геральдики, именно они служили необходимым эмблематическим выражением как суверенной организационно-хозяйственной, так и политической функции Церкви.
    Изобразительный язык новой веры стал вырабатываться первыми же христианскими общинами, потаенная жизнь которых нередко протекала вдали от многоголосого шума языческих городов. Всеобщее почтительное отношение к кладбищам оберегало собиравшихся там христиан, а захоронения первых мучеников за Веру Христову превращали эти территории в подлинные святыни. Наиболее известные из них - огромные катакомбы Рима, со стен которых предстают перед нами начальные этапы становления христианской иконографии, графической символики и орнамента.
         Росписи римских катакомб: интерьер; евхаристический хлеб и рыба; Вознесение Христово. Фрески в катакомбах святого Каллиста, II - IV веков по Р. Х.

    В этом скрытом от посторонних глаз горниле творческого религиозного поиска выкристаллизовались два важнейших понятия православного церковного искусства - образ и символ. Первоначальный художественный образ был еще несамостоятелен, он целиком принадлежал затухавшему эллинистическому искусству, и ему предстояло претерпеть немало метаморфоз для окончательного превращения в икону. Но на всех этапах своего без малого двадцативекового пути образ оставался незаменимой частью храмового убранства, предметом религиозного почитания. Совсем иная судьба ожидала символ, в века гонений нередко заменявший священный образ, а затем разлетевшийся по всему свету. Именно церковные символы наряду с древнейшими родоплеменными знаками стали первыми словами того общеевропейского визуально воспринимаемого условного языка, который получил название «геральдика».












Фрески римских катакомб (первая половина IV века).

    Символ, в отличие от понятного большинству людей образа, обращен к посвященным. Вот почему гонимые и нередко обреченные на мученическую смерть члены первых христианских общин охотно прибегали к незамысловатым графическим схемам, глубинное содержание которых раскрывалось только собратьям по Вере. Язычники же видели в них лишь безобидные изображения рыб, якорей или соединенные в определенном порядке греческие буквы. Но рыба (по-гречески ихтиос) по созвучию напоминала об имени Иисуса Христа, якорь, еще со времен античности известный как символ спасения, возвращения в спокойную гавань, стал означать подлинное спасение в Вере, а образующие шестилучевую звезду буквы хи и ро опять-таки повествовали посвященным о Христе.
Граффити на стенах римских катакомб: рыба в окружении якорей (катакомбы Домициллы);  рельефное изображение христограммы: стенка саркофага (катакомбы Присциллы).

    Но раннехристианский символ не был всего лишь конспиративным знаком общинно-церковного единения. Издревле графический символ служил непрерываемым молением о заступничестве высших сил. И если в римском искусстве той поры можно обнаружить символику множества божеств языческого пантеона, то в граффити, росписях и амулетах поборников новой веры условные знаки свидетельствовали только о Христе и Его Учении. Предельно лаконичный символ вбирал в себя всю духовность и житийную информативность Нового Завета, фактически становясь знаковым представителем самой Церкви Христовой.
    Вообще же греческое слово «символ» переводится как соединение и в современном понимании означает средство, осуществляющее соединенность нескольких самостоятельных содержаний. Благодаря символу человек способен выражать невидимую реальность через визуально воспринимаемую форму, обозначать сложные понятия лаконичным изображением. Поэтому изобразительные символы в первые же века Христианской эры стали ограждать собой словесные формулы догматов и Таинств. Они не только улучшили способ выражения, но стали новым священным языком, еще надежнее защитившим церковное учение от агрессивного профанирования. Как и учил апостол Павел, поскольку мы “проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную” (1 Кор. 2; 7), роль этого священного языка не угасает со временем.
    В 326 году мать императора Константина царица Елена в сопровождении епископа Иерусалимского Макария посетила Святую Землю. На месте казни Спасителя у подножия горы Голгофы поблизости от Иерусалима равноапостольной Еленой был обретен подлинный крест Распятия, имевший по римскому обычаю Т-образную форму. По преданию, в III веке подобный крест на горе Колзим у Красного моря воздвиг основоположник монашества святой Антоний, отчего трехконечный крест, или crux commissa, в дальнейшем стал называться его именем.




















Кресты-монограммы катакомбного периода: 1 – трехконечный, или «антониев»; 2 – тау-крест из катакомб св. Каллиста, II – III вв.; 3 – якорный крест из пещер Претекстата, 230 г.; 4 – «крест Царя Распятого», ро (Pax, Rex) + тау; 5 – монограммный «доконстантиновский» (христограмма Iисус Христос); 6 – монограммный «посох пастыря»; 7 – вариант монограммного «константиновского» хризмона: 8 – монограммный «солнцеобразный» (хризмон); 9 – монограммный «послеконстантиновский» (хризмон), катакомбы св. Каллиста; 10 – каменная плита из катакомб святой мученицы Домициллы; 11 - якорь, перекрещенный рыбой (найденный в катакомбах амулет); 12 - – рельеф катакомб Святой Присциллы.

    Только с IV века изображаемый крест постепенно стал освобождаться от монограммной оболочки и приближаться к своей настоящей форме, напоминающей то букву Т, то букву X. Эти изменения в изображении креста произошли благодаря появлению христианской государственности, основанной на его открытом почитании и прославлении.
Крест в христианской символике. 1 – греческая икона «Воздвижение Честнаго Животворящего Креста Господня»; 2 – крест с двумя поперечинами (лотарингский), принятый Элладской Православной Церковью; 3 – греческий равноконечный крест; 4 – восьмиконечный крест, принятый Русской Православной Церковью; 5 – латинский неравносторонний крест; 6 – болнисский крест, используемый с V века Грузинской Православной Церковью; 7 – рельеф из римских катакомб Святого Анастасиса, музей Пио-Кристиано.

    Признание православия государственной религией Римской империи положило начало тесному взаимодействию Церкви и Государства, непосредственно отразившемуся во всей духовной и светской символике Византии, а затем и других христианских стран. Церковная тематика стала органично вплетаться в ансамбль характерных для того времени сюжетных и орнаментальных мотивов, обогатив его доселе необычными образами, аллегориями и графическими символами.
     С первых же шагов этого совместного пути приобрели статус государственных те самые эмблемы, которые были рождены еще в недрах гонимой Церкви. Так, самым ранним знаменем Византии стал багряный лабарум Константина Великого с изображенной на нем «тайной» монограммой Иисуса Христа (хи + ро). Знак всепобеждающего христианства увенчал атрибуты античности и эллинизма, придав новый смысл всей человеческой культуре. Появились церковные символы и на монетах византийских императоров. Так впервые в истории христианства светская власть заявила о богоданности своего правления, о святости предначертанного басилевсу поприща.
  Первые церковные эмблемы в государственной символике: изображение лабарума на римских монетах; монета императрицы Пульхерии.
    Ставшая средоточием духовной энергии общества, Церковь получила возможность активно внедрять христианские образы и знаки в официальный государственный обиход и тем самым стимулировать развитие той символики, которая со временем будет называться «государственной». Впоследствии столь тесная связь церковных и светских символов стала вносить постоянную путаницу при определении их происхождения и порождать массу интригующих геральдических мифов. Наиболее устойчивым оказался миф о двуглавом орле как изначальном гербе Византийской империи, но нам еще предоставится возможность убедиться в его несостоятельности.
     На протяжении четырех столетий Церковь выработала основной корпус своих графических символов. В последующие века он обогатился массой художественных интерпретаций базовой символики, пополнился рядом предельно лаконичных образов, но непревзойденный по простоте начертания и емкости своего содержания крест остался главнейшим символом христианского вероучения, предстательствующим и Святому благовествованию, и образу, и всем остальным церковным символам.
















Крест на византийских монетах. 1 – Валентиниан III, 419 – 455 гг. (изображение матери императора, ревностной христианки Галлы Плацидии, всегда сопровождалось крестом); 2 – Констант II, 641 – 668 гг.; 3 - Лев III, 717 – 740 гг.; 4 - Констант II, 641 – 668 гг.; 5 – Анастасий, 491 – 518; 6 - Стефан Лакапин, 924 – 945 гг.
    Проповедь Христова вошла в дряхлеющий мир позднеримской государственности, языческих нравов и угасающего эллинистического искусства, давно пережившего пору своего расцвета. Еще должна была миновать эпоха первых Вселенских соборов – время великих ересей и богословских откровений, пройти темные века варварских нашествий и всеобщего разорения, наступить просветление после кровавого мрака иконоборчества, прежде чем окрепло и распространилось по всей Европе искусство христианское.
    Художественное наследие и этнокультурные традиции разных народов породили в нем несколько ведущих стилей – византийский, романский, древнерусский, готический, имевшие множество национальных оттенков. Но именно они ознаменовали собой вершину художественного выражения подлинно христианского мироощущения, не замутненного еще возрождением античного язычества. Весьма характерно, что, несмотря на тысячелетия своей предыстории, геральдика родилась именно в период этого расцвета.
    К исходу первого тысячелетия Христианской эры в европейской культуре сложились предпосылки для возникновения необычной знаковой системы, выстраивающей в визуально воспринимаемый красочный ряд коллективные и персональные знаковые отличия. В этом культурном феномене сошлись и архаичные предания о первопредках определенного рода или племени (тотемах), и актуальные в те времена правовые обычаи, и насущная необходимость безошибочной идентификации безликой массы одинаково одетых и вооруженных воинов.
    Именно многоплановость внутреннего содержания сословных и индивидуальных опознавательных знаков далеко выводила геральдику за круг переменчивой моды, а наглядность и первозданная простота служили гарантами ее быстрого распространения в условиях всеобщей безграмотности. И если культы небесных покровителей и первопредков, символы принадлежавшей земным владыкам судебной власти, а также эмблемы воинской доблести существовали еще в Древнем мире, геральдика впервые слила их воедино, образовав четко структурированную и эстетически совершенную систему знаковых комплексов – гербов.
    Безусловно, основная причина возникновения геральдики кроется в священном значении родоплеменных знаков (знамен от древнерусского «знаменоватися» – выделяться, отличаться чем либо), о глубочайшей древности которых свидетельствует Библия: «И сказал Господь Моисею и Аарону, говоря: сыны Израилевы должны каждый ставить стан свой при знамени своем, при знаках семейств своих; пред скинею собрания вокруг должны ставить стан свой» (Числа 2,1–2).
Сохраненные геральдикой родоплеменные знаки славян
                                                         (реконструкция по А. Б. Лакиеру).
    Сакральность родоплеменной символики происходит от ее обращенности к высшему заступничеству, небесному покровительству каждому члену данного рода. Неудивительно, что характерная для Европы пестрота языческих культов и художественных традиций породили огромное разнообразие таких знаков, донесенных до наших дней именно геральдикой. Ведь первыми ее глашатаями были разноплеменные воины, выступавшие в поход под собственными знаменами и нередко наносившие на щиты графическое моление об избавлении от смертельной опасности. В интригующей неразгаданности древнеславянских родовых эмблем проступает патина дописьменной истории.
    Постепенная христианизация родоплеменных знамен (знаков, клейм - в разные времена разные народы называли их по-своему) привела к появлению личных символов, выделявших отдельного родовича из массы своих ближних и дальних соплеменников. При этом совершенствовались средства индивидуализации (очевидной непохожести) самих знаков, росло число их разновидностей. Но продолжаться бесконечно этот процесс не мог – чрезмерное усложнение структуры знака препятствовало его быстрой узнаваемости. На помощь пришли краски – даже при малом их числе количество контрастных сочетаний оказывалось огромным. Первыми красками в геральдике стали белая, красная, синяя и черная, а затем к ним прибавились металлы - серебро и золото, которыми богатая знать украшала свои щиты.
    Наличием правового аспекта геральдика во многом обязана тем юридическим обычаям, которые средневековые народы Европы унаследовали от своих языческих предков. Например, в германо-романском мире огромную роль играл институт шёффенов – пожизненно избираемых из людей свободного сословия помощников судей. Непосредственно суд и расправу вершил в своих владениях каждый крупный феодал, и в этом не проявлялось противоречий римскому праву, но коллегия шёффенов привносила в судопроизводство легитимность древнегерманской традиции. Уже в империи Карла Великого шёффены играли видную роль, а во многих немецких землях просуществовали до XVII века.
    Имелись и другие древние кодексы, в том числе Баварский и Саксонский. Таким образом, власть каждого феодала складывалась из его ленного права и приверженности той или иной судебной традиции, а территория, на которую конкретная юридическая традиция распространялась, метилась специальными знаками. По сохранившимся сведениям, многие из этих знаков представляли собой врытый в землю столб, увенчанный щитом с опознавательной эмблемой местного повелителя, а также деревянным мечем или дубиной. Оружие указывало на то, что соблюдение принятых здесь правовых норм опирается на военную силу.
    Если раннехристианская, по сути церковно-общинная символика была призвана выражать не родоплеменную, а духовную общность множества разноязыких людей, то исторически сложившееся территориальное членение Церкви, а затем и этнокультурные отличия Востока от Запада неизбежно должны были отразиться в средневековых церковных эмблемах. Двуглавый орел простер свои крылья над всем восточным Средиземноморьем от Константинополя до Кипра. Под его царственной опекой пребывали и древние православные Церкви Закавказья, и молодые славянские митрополии, так и не выработавшие впоследствии собственных оригинальных эмблем.
    Но и римская Церковь до появления гербов первых пап таковыми эмблемами не обладала. И если нарушение Христовой заповеди о единении всех христиан все еще не находило своего знакового отражения в церковной символике, этнические расхождения между ними первыми заявили о себе. На совещании руководителей II Крестового похода была достигнута договоренность о том, что англичане нашивают на свою одежду красные кресты, французы - синие, а фламандцы - зеленые. К тому же формировавшиеся в Святой Земле духовно-рыцарские ордена также нуждались в собственной отличительной символике. Тамплиеры избрали нашивавшийся на белые плащи и налатные туники красный крест особой формы, иоанниты носили белый крест на красных туниках, а тевтонцы - черный крест на белых одеждах.
Геральдика крестоносцев: 1 - герб Англии; 2 - герб рыцарей ордена Храма (тамплиеров); 3 - герб рыцарей ордена Святого Иоанна Иерусалимского (иоаннитов, впоследствии мальтийцев); 4 - герб Тевтонского рыцарского ордена; 5 - герб королей Иерусалимских.
    Так была заложена основа символики европейских стран, в целом сохранившаяся до наших дней. Многое изменилось с тех пор - появлялись новые государства, ряд возникших в Средневековье этнических и корпоративных символов канули в вечность, но геральдика получила мощнейший импульс к своему дальнейшему распространению и совершенствованию. И пусть с тех пор неизменными сохранились лишь символы тевтонцев, иоаннитов да флаг Англии - белое полотнище с прямым красным крестом Святого Георга, в сознание человечества прочно вошли представления о священном значении этно-государственных символов. Священном - ибо в генезисе своем эти символы изначально были церковным.

Старейшие гербовые свитки Европы: Страница «Великой хроники» Матвея Парижского (1250 – 1259); фрагменты Цюрихского гербовника 1320 года.
    На рубеже XII и XIII веков параллельно с формированием основных положений геральдики и становлением института герольдов в Западной Европе стали появляться и первые церковные гербы. Обязанностью особых должностных лиц - герольдов (от старонем. heer alt – старый господин, ветеран) становились составление, описание и проверка гербов, а для их фиксации и закрепления за владельцами создавались специальные гербовые свитки. Начало этой традиции положил английский хронист Матвей Парижский (Мэтью Парис), его примеру последовали ученые монахи и в других странах. Самые ранние гербовники представляли собой не столько собрание рисунков, сколько списки блазонов – текстовых эквивалентов изображения герба. Постепенно число рисунков сравнялось с количеством блазонов, а на смену пергаментным свиткам пришли кодексы.
    Но в ранних произведениях такого рода гербы епископов и других представителей высшего клира встречаются крайне редко – только в тех случаях, когда священнослужители становились непосредственными участниками военных кампаний. Не встретить там гербов купцов и ремесленных цехов – военной аристократии принадлежал приоритет не только в приобретении родового герба, но и в его фиксации.
    Высокий статус в системе социальных и культурных ценностей геральдика приобрела уже в XIV – XV веках, считающихся периодом ее расцвета. Помимо рыцарских, она стала пополняться гербами городов и отдельных горожан, а церковные гербы составили отдельную ее область. От светских они отличались, прежде всего, собственными знаками статуса – место рыцарского шлема в них занял головной убор священнослужителя (митра или шляпа), а атрибуты его сана (посох, святительский крест или мантия) однозначно указывали на ранг гербовладельца. После значительной формализации своих внешних форм в XVII веке церковная геральдика римо-католической части христианского мира приобрела четко выраженную структурированность и художественную самобытность, в чем, безусловно, может служить ориентиром для геральдики восточных Православных Церквей.
    Византия обладала собственными традициями графической идентификации духовных и светских владык, начало которым было положено еще в античности. В отличие от распространенного среди многих древних народов архаичного родового знака (знамения у славян, тавра у тюрков), не имевшего лингвистической основы, изобретенная греками монограмма (в переводе - «простая линия») успешно справлялась с задачей образования отличительного знака индивидуума.
Изобразительная символика и монограммы Рима и Византии. 1 – скачущий волк и монограмма с дельфином на античной монете V века до Р.Х.; 2 – денарий императора Тита с эмблемой обвитого дельфином якоря, 80 год; 3 – аурей императора Траяна с эмблемой Феникса, уподобляемой в раннехристианских апокрифах символу воскресающего Христа; 4 – монограмма императора Феодосия I; 5 - монограмма императора Юстиниана; 6 - монограмма императора Мануила II; 7 – монограмма епископа Аретраса Цесарейского; 8 – монограмма Ульфила, епископа готов; 9 – монограмма Оттона I, основателя Священной Римской империи.
    В мире символов монограмма играет особую и весьма заметную роль. Будучи изначально простейшим изображением, нарисованным одной линией, она со временем превратилась в оригинальный знак, составленный из двух или нескольких художественно соединенных между собой словообразующих букв. Греки веками оттачивали это «умное» искусство, непосредственно повлиявшее на образование хризмона - второго после рыбы символа христианской Церкви, а в византийский период достигли в нем подлинного совершенства. Монограммы служили отличительными знаками басилевсов и патриархов, царствующих династий и епископата, монастырей и людей простого звания. Об их священном значении свидетельствует одно из Правил Вселенских соборов, запрещающее изображение монограммы на полу храма.
     На протяжении первых двенадцати веков Христианской эры монограмма являлась единственным средством персональной графической идентификации. Близость ее формы некоторым родоплеменным знакам, имевшим в ряде случаев алфавитную основу, способствовала проникновению подобных отличительных построений в культуру многих народов. Византия же гордилась древностью своих традиций, служивших образцом для всего христианского мира. Поэтому ее не затронули сформировавшиеся в западноевропейском крестоносном движении новомодные геральдические тенденции.
 
Византийские монограммы. 1,2 – Юстиниан и Феодора; 3 – неизвестная монограмма на резной капители собора Святой Софии Константинопольской – Айя Софии; 4 - неизвестная монограмма на мозаике Айя Софии; 5 - неизвестная монограмма на бронзовых дверях Айя Софии; 6 – фрагмент фрески с монограммами Палеологов на парадных одеяниях.
    Этнокультурные различия Востока и Запада, а также фактически свершившееся накануне эпохи Крестовых походов разделение Церквей предопределили вековое вооруженное противостояние ортодоксального православия и папства. В ходе возглавлявшегося Ричардом Львиное Сердце Третьего похода Византия потеряла Кипр и Антиохию, а вероломный Четвертый нанес ей смертельную рану. Могло ли в таких условиях произойти заимствование византийцами крестоносной символики своих алчных недругов, по сути равнозначное унии? Ответ напрашивается сам собой: конечно, нет.
    Падение Константинополя в 1204 году перелистнуло начальную страницу истории церковной символики. Рухнула древняя ромейская империя, обогатившая весь мир своей тысячелетней культурой, но уже неспособная навязать ему свои устоявшиеся эстетические воззрения и традиции. Возросшие на этой культуре потомки германцев и галлов создали свои национальные государства и, в некоторых областях обогнав своих учителей, силой оружия проложили дорогу собственным культурным достижениям. Так в символике Церкви наступила эпоха геральдики – пусть далеко не сразу, но все же уверенно сменившей ее прежние каноны.
    При сопоставлении этих двух принципиально различных подходов к способам графической идентификации – линейного и фигуративного, лингвистического и изобразительного, монохромного и красочного становятся очевидными системные преимущества именно геральдики. Внешней привлекательности герба соответствует и его глубокая структурированная информативность, способность при первом же взгляде на геральдический символ узнать его принадлежность. Но и древность монограммы не помешала ее новому расцвету в XVII – XVIII веках. Тогда в европейских странах она потеснила чопорные гербы аристократов, а некоторые их детали успешно усвоила.

















Гербы представителей римо-католического епископата.
Раскрашенная от руки гравюра на дереве, Германия, XV век.

    Геральдика относительно быстро выработала особый тип церковных гербов, где щит с родовой символикой дополняется атрибутами священного сана. Поскольку верховенство аристократии распространялось не только на государственные и военные дела, но и на Церковь, число архипастырских личных гербов множилось от столетия к столетию. Для восточных же православных Церквей византийская традиция отличительных знаков в форме монограммы прервалась навсегда, не успев пустить прочных корней. В тяжелых условиях османской оккупации и неустанного противостояния набегам степняков и внутренним нестроениям эти Церкви оказались вынужденными опираться только на собственный национальный потенциал духовности и художественных традиций.
    Русь фактически оказалась единственным экономическим и военно-политическим оплотом Вселенского православия, естественным наследником Византии. И Русская митрополия, а затем и автокефальная Русская Церковь сумели внести неоценимый (и до сих пор неоцененный) вклад в становление отечественной геральдики и, как ее неотъемлемой части, - в формирование отличительной символики Православных Церквей.

     Как и повсюду в средневековой Европе, в Древней Руси наиболее разнообразной, структурированной и устойчивой была символика религиозная – и еще неизжитая языческая, и христианская, а государственная власть довольствовалась личными знаками князей Рюрикова корня. Да и знаки эти на монетах того времени, как правило, уже сочетались с символикой христианской – образами святых покровителей княжеского рода. Так священные образы и символы сошли с икон и стали занимать почетное место не только на монетах древнерусских княжеств и печатях их наследственных повелителей, но и на боевых стягах и щитах воинов.









Сребреники с личными знаками древнерусских князей: Владимира Святославича, Святополка,
 Ярослава Мудрого.

    В те кровавые, вероломные и полуязыческие времена свои помыслы о единстве и могуществе Русской державы соперничающие друг с другом княжеские династии стремились выразить в едином для всех княжеских уделов церковном искусстве. Выполняя свою непосредственную функцию - донести до людей дух и красоту Священного писания, это единственно официальное в ту пору искусство живо реагировало на политические запросы своих покровителей. Только оно предоставляет нам основание утверждать, что геральдический обычай на Руси появился еще в домонгольскую эпоху, то есть примерно в то же время, что и в Западной Европе.
    Принципиальным отличием русского геральдического обычая от его западноевропейского аналога оказалось отсутствие института герольдов и, как следствие, незнакомство русичей с гербовыми свитками. Но подобное положение вещей могло возникнуть только при ином, нежели на Западе, отношении к родоплеменной символике. Вполне вероятно, что на Руси эти знаки наделялись исключительно духовной функцией и не обладали правовым содержанием. Косвенным доказательством укорененности подобной традиции может послужить противоположность принципов образования славянской и германской родовых общин. Если в германском мире культивировались кровные связи и закон первородства при передаче наследства от отца к сыну, славянская община складывалась преимущественно по территориальному принципу. При наличии добрых отношений в нее могли войти не только родичи, но и соседи-инородцы.
    Но если существовавшая на Руси правовая система не могла в той же мере стимулировать распространение гербов, как это происходило на Западе, духовно-нравственная и идентифицирующая составляющие геральдики оказались столь же востребованными. Они-то не позднее начала XIII века и сформировали русский геральдический обычай. Пусть масштабы его распространения существенно отличались от европейских, тем не менее, древнерусские гербовые щиты оказались увековеченными в памятниках зодчества и декоративно-прикладного искусства Владимиро-Суздальской Руси.
  
 Далее см. Часть вторую в разделе "Церковные гербы" (правое меню)